Образование Золотой Орды. Русь и Орда
Расцвет Золотой Орды приходится на правление хана Узбека (1318-1342 гг.). Его государство простиралось от Дуная до Алтая; на юге границей был Кавказ, на Севере — районы Центральной России (Курск, Тула и Калуга), где местное население управлялось татарской администр ацией. Держава делилась на четыре улуса (Хорезм, Сарай, Крым, Дешт-и-Кипчак) и десятки провинций во главе с «темниками».
Центром Золотой Орды было Нижнее Поволжье, где при Батые столицей стал Сарай-Бату (близ современной Астрахани), в первой половине XIV в. столица перенесена в Сарай-Берке (основан ханом Берке, близ современного Волгограда). Экономической базой государства были процветавшие города (Азов, Старый Крым, Астрахань, Тюмень). Ордынцы гордились тем, что их города не имели стен — их оберегали многотысячная конница и бескрайние степи. В городах действовали водопровод и канализация, работали мастерские по изготовлению посуды и оружия, строились роскошные виллы ордынских вельмож с мозаичными панно и бассейнами. Развитое производство и торговля стимулировались устойчивой валютой — серебряным динаром. Золотая Орда оказалась на перекрестке торговых путей между Европой и Азией, и международная торговля приносила ей огромную выгоду. Степи пересекали обустроенные дороги с караван-сараями через каждые 30 км. Власть хана опиралась на 200-тысячное войско и централизованный государственный аппарат, где работали среднеазиатские чиновники.
Князь Даниил Галицкий и великий князь Владимирский Андрей Ярославич заключили в 1250-1251 гг. союз, направленный против Орды. По-другому строил отношения с Ордой брат Андрея, Александр Невский. В 1252 г. Александр обратился в Орду с жалобой на брата о невыплате хану «выхода и тамги». В результате последовал карательный поход («Неврюева рать»), войска Андрея были разбиты, и великим князем Владимирским стал Александр Невский (1252-1263 гг.).
При Александре Невском оформилась система экономических и политических мер, посредством которых Орда контролировала и эксплуатировала русские земли.
Летописи и акты XIII-XV вв. называют 14 видов различных даней и повинностей: «поплужное», торговая пошлина «тамга», корм татарским послам, «ям» — повоз, чрезвычайные «запросы» и др. Самым тяжелым среди них был ордынский «выход» — дань серебром, которую сначала брали на отукуп мусульманские купцы. Регулярную выплату «выхода» обеспечивали проведенные в 1257-1259 гг. и в 1275 г. по всей монгольской империи переписи населения. В конце XIV в. с Московского княжества и великого княжества Владимирского «выход» составлял 5 тыс. руб., но размеры дани с Ростовского, Рязанского, Тверского, Смоленского и других княжеств неизвестны. После похода Тохтамыша летописец указал под 1384 г.: «Бысть великая дань тяжкаа по всему княжению великому, всякому без отъдатка, со всякие деревни по полтине». Получается, что маленькая средневековая деревня должна была отдать Орде примерно две тонны зерна.
Все русские князья утратили свой суверенитет: с 1243 г. получение ими княжеского стола зависело от воли хана, подтверждавшейся выдачей им ярлыка на княжение. По призыву хана князья должны были участвовать со своими войсками в ордынских походах на Польшу, Литву и Северный Кавказ. Получивший в Орде ярлык на великое княжение Владимирское князь прибавлял (временно) к своим владениям обширную территорию великого княжества (Владимир, Переславль-Залесский, Кострома, Нижний Новгород, Вологда) и становился новгородским князем. Таким образом, избранник оказывался самым сильным среди прочих князей, чтобы поддерживать порядок, прекращать усобицы и обеспечивать поступление дани. Но как только такой князь становился слишком сильным, ярлык на великое княжение у него отбирался и передавался сопернику, что гарантировало раздоры среди князей и их борьбу за ярлык при ханском дворе.
Для контроля и информации о положении на Руси в крупных городах оставались доверенные лица хана — баскаки, которые наблюдали за сбором дани и деятельностью князей. Периодически из Орды наведывались на Русь «сильные послы» с вооруженными отрядами, которых необходимо б ыло обеспечивать подводами и всем необходимым («татарский проезд» и «татарский ям»). В случае неповиновения следовали карательные экспедиции («Неврюева рать» в 1252, «Дюденева рать» в 1293, поход на Тверь в 1327 г. и др.). По мере упрочения господства Орды сбор дани переходил из рук откупщиков к самим князьям, а карательные походы сменялись репрессиями против отдельных князей (казнь Михаила (1318 г.) и Александра (1339 г.) Тверских, Ивана Рязанского (1327 г.), Федора Стародубского (1330 г.)).
Что же касается последствий татарского ига, то можно говорить о непосредственном и опосредованном влиянии ордынского господства.
Первое включает в себя прежде всего разорение: археологические исследования свидетельствуют о погроме 49 городов. Смерть или угон в рабство нескольких десятков мастеров приводили к утрате секретов и исчезновению самого производства. Вещи той поры свидетельствуют об огрублении ремесленной техники, исчезновении ряда ремесленных технологий (мозаики, перегородчатой эмали, зерни). Сокращение производства и торговли привело к ослаблению торговых связей, уменьшению импорта. Из обихода исчезли шиферные пряслица, сердоликовые бусы, амфоры-корчаги.
На Черниговщине к концу XIII в. сохранилось всего лишь 2 % селищ домонгольской поры. Население лесостепной полосы частично было уничтожено или покидало свои жилища и пашни, находившиеся в опасной близости от ордынских набегов. На треть сократилось население даже далекой от степи Смоленщины. Людские потери, в том числе количество угнанных рабов и ремесленников, очевидно, учесть невозможно. Многочисленные жилища русских «переселенцев»ремесленников (тесные землянки с русской керамикой и нательными крестиками и даже целые «общежития» рабов) выявили раскопки в ордынских городах Булгаре и Сарае. Излишки рабочей силы продавались на рабских рынках Крыма и Кавказа. Оттуда рабов, в том числе и русских, продавали в Египет и страны Западной Европы.
Применительно к опосредованному влиянию ига можно говорить о создании условий, на протяжении столетий тормозивших или деформировавших развитие экономики и социальной структуры. Регулярные поборы выкачивали из страны средства, которые при иных условиях могли быть вложены в развитие собственной экономики и культуры — в то самое время, когда в Западной Европе появлялись первые мануфактуры, банки, биржи, возникали торговые компании и ассоциации.
Тяжелым последствием ига было ослабление русских городов, а ведь именно средневековые города являлись очагами новых форм экономики, социального строя и культуры. К XV в. исчезают вечевые собрания в городах, а по мере объединения страны все города становятся «государевыми», и управляют ими назначаемые из Москвы наместники.
Истребление в ходе завоевания знати — князей и дружинников — прервало процесс складывания основных ячеек феодального общества — боярских вотчин. Возрождение их в XIV в. происходило уже в новых условиях в результате княжеских раздач. Сами же владения могли быть легко отобраны, т.е. меняли хозяев; с конца XV в. московские князья начали проводить массовые переселения своих слуг. Так же легко могли потерять престол и князья, ставшие данниками хана. Вместо прежней дружины появился княжий «двор», а вассально-договорные отношения со слугами постепенно заменялись иными — по принципу «полновластный государь — бесправный холоп».
Наконец, политическое господство Орды стимулировало раздробленность; так, по распоряжению хана Узбека в 1341 г. выделилось (для ослабления Москвы) великое княжество Нижегородское; в 1328 г. разделилось надвое великое княжение Владимирское.
Ослабли контакты Руси с другими странами, сузился горизонт русских летописцев. Ордынское иго означало не только материальные тяготы; оно произвело сдвиг в традиционном укладе жизни и отменило привычные морально-правовые нормы. Князья северо-восточных земель после смерти Александра Невского вели почти беспрерывную борьбу за великокняжеский престол. Летописи и литературные произведения тех лет содержат немало примеров произвола и преступлений боровшихся за ярлыки князей, «несытовства имения» их слуг и подручных. «Ненависть на другы» сочеталась с сознанием собственной беззащитности; летописец с горечью записывал свои впечатления от творившейся вокруг несправедливости: «И бяше видети дело стыдно велми страшно, и хлеб в уста не идет от страха».